Сафар кивнул.

— А он еще хуже их, — сказал он. — Утверждает, что я опозорю всю Киранию, если откажусь от этого шанса. И что когда я, обремененный знаниями, вернусь домой, то смогу принести много пользы.

— Насчет первого утверждения он прав, — сказал Ирадж. — Твоим соотечественникам будет стыдно. В истории Кирании никому еще не выпадала такая возможность. Второе же утверждение Губадана ошибочно. Ты не должен возвращаться, Сафар. Я слабый прорицатель по сравнению с тобой, но уверен, что, если ты покинешь Киранию, ты сюда уже не вернешься. Потому что ты окажешься рядом со мной. Забыл?

— Это видение было обманом, — сказал Сафар.

— Ты уверен? — спросил Ирадж, улыбнувшись.

— Абсолютно, — ответил Сафар. — Это ведь ты у нас честолюбив. А я — нет.

— А как же другое видение? — сказал Ирадж. — Танцующие люди и вулкан? Оно тоже обман?

Сафар не сразу ответил.

— Нет, я так не думаю. И это главная причина, по которой я скорее всего уступлю настояниям семьи и Губадана. Потому что только в Валарии я смогу во всем разобраться.

— Каковы бы ни были причины, Сафар, — сказал Ирадж, — я прошу тебя по возможности быстрее принять решение. И впитать в себя как можно больше познаний. И как можно быстрее. А я обещаю тебе, что однажды, в тот день, когда ты меньше всего будешь ожидать, я объявлюсь с просьбой присоединиться ко мне.

— А я откажусь, — сказал Сафар. — Пусть ты мой друг, но я все равно скажу «нет».

— Давай проверим? — спросил Ирадж. Он вытащил кожаный кошель и вытряхнул окровавленные клыки на ладонь. Затем насмешливо попросил: — Брось эти кости, о Великий мудрец, и скажи нам, молю, что скрывается в будущем.

— Не глупи, — сказал Сафар. — Я по костям не гадаю.

— А почему бы не попробовать, — сказал Ирадж. — Я даже почищу их для тебя.

Он отер кровь о кошель и протянул клыки. Сафар не пошевелился, и Ирадж, схватив его за правую руку, с силой разжал пальцы и бросил четыре клыка в раскрывшуюся ладонь Сафара. Сафар, не противясь, машинально сжал их в кулаке.

— И что делать дальше? — спросил Ирадж. — Сотворить какое-то заклинание и бросить их, да?

— Я не хочу заниматься этим, — сказал Сафар.

— А я вот что тебе скажу, — предложил Ирадж. — Чтобы тебе было легче, я буду приговаривать, а ты бросай. Хорошо?

Не дожидаясь ответа, Ирадж поглубже вздохнул и принялся приговаривать:

Под звуки голоса Ираджа клыки в кулаке Сафара внезапно стали нагреваться. Он инстинктивно разжал кулак и подкинул их на ладони, как игральные кости.

— По предмету заговоров я всегда не успевал, — сказал Ирадж и рассмеялся. — Но если надо подурачиться… — И он смолк, увидев, как трясет кости Сафар, у которого глаза заблестели от напряженной сосредоточенности.

Сафар бросил их на пол пещеры, и те упали не с глухим стуком, а со звоном, словно сталь ударилась о сталь.

Красный дымок зашипел, поднимаясь подобно змее, и оба юноши в испуге отпрянули. Дым становился все гуще, отдавая запахом засохшей крови, и вращался перед ними, как маленький пустынный дервиш — тонкий внизу, но с утолщением размером с кулак вверху. Затем появился рот, изогнутый в соблазнительной улыбке.

Губы раздвинулись, и друзья услыхали женский голос:

— Эти двое выберут ту же дорогу, по которой шли и прежде. Братья по духу, но не из одного чрева. Разделенные телесно и умственно, но объединенные судьбой. Но будьте осторожны в своих поисках, о братья. Берегитесь той дороги, что выбрали. Поскольку история не закончится, пока вы не доберетесь до Огненной Земли.

Дымок внезапно исчез, а юноши разинув рот смотрели на четыре крошечные кучки пепла, оставшиеся на том месте, где лежали клыки демона. Зубы словно пожрало горячее пламя.

Ирадж первым пришел в себя.

— Видел? — Он фыркнул. — Мы слышали из уст самого Оракула. — Он обнял Сафара за плечи. — Братья по духу, но не из одного чрева, — процитировал он. — Уж мы составим парочку! Король королей и его великий визирь!

— Оракул не совсем так сказал, — отозвался Сафар. — К тому же пусть она, кто бы ни была, и говорила правду, но это вовсе не означает, что она говорила именно о нас.

Ирадж презрительно фыркнул.

— А кроме нас, я что-то никого не вижу в этой пещере, — сказал он. — Так что о ком же еще говорилось?

— Но в ее словах содержалось и предупреждение, — сказал Сафар. — Не забудь о предупреждении.

— Ну разумеется, разумеется, — нетерпеливо сказал Ирадж. — Я слышал и запомнил. И понял. Как только вернусь домой, тут же начну собирать собственные войска. А ты отправляйся в Валарию и получай там как можно больше знаний до того момента, покуда не придет пора нам объединиться.

— А я не уверен, что именно так следует понимать предсказание оракула, — сказал Сафар.

— Именно так, — ответил Ирадж. — И не важно, что мы там себе думаем. Мы обретем себя в днях грядущих. А ты просто иногда думай обо мне. Когда зароешься в своей Валарии по уши в пыльные книги и свитки, просто представь меня, едущего верхом по южной равнине, во главе армии наездников, с развернутыми знаменами над моей головой. Я разверну знамя Алиссарьяна, которое поведет меня от победы к победе.

Он постучал по груди Сафара.

— А ты понесешь знамя Алиссарьяна в своем сердце, — сказал он. — И мы изменим мир к лучшему, Сафар. Такого еще не было.

Вот тогда-то Сафар и принял окончательное решение. Он покинет любимую Киранию и уедет в Валарию. Ему предстояло поступить в университет при Великом Храме, проштудировать каждый том, впитать всевозможные знания.

Но решение было вызвано вовсе не страстной речью Ираджа. Сафар запомнил последние слова оракула — об Огненной Земле. А ведь Огненной Землей называлась Хадин! Та самая Хадин, где в его видении танцевали и погибали красивые люди и где извергался могучий вулкан, устремляя языки пламени и клубы ядовитого дыма в темнеющее небо.

— Итак, ты решил уехать, не так ли? — услыхал он слова Ираджа.

Сафар поднял глаза и увидел радостное выражение лица друга, прочитавшего решимость Сафара в глазах.

— Да, — ответил Сафар. — Я решил.

— Тогда давай прощаться, брат мой, — сказал Ирадж. — Нас ждут великие дела. И чем скорее мы займемся делом, тем быстрее мечты станут явью.

И с этими словами юноши обнялись и поклялись в вечной дружбе и братстве.

Ирадж избрал один путь. Сафар — другой. Но не вызывал ни малейшего сомнения тот факт, что по ряду различных причин дорогам предстояло в один прекрасный день сойтись. А друзьям встретиться снова.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

«ВАЛАРИЯ»

9. Люди добрые и благочестивые

Нериса наблюдала, как палач точит лезвие. Лезвие длинное, широкое и изогнутое. Он касался острия с такой нежностью, словно сабля была его возлюбленной.

А может быть, так оно и есть, подумала Нериса. Ей приходилось слышать и о более странных вещах.

Палач был крупным мужчиной, обнаженный живот которого выпирал над парой шелковых панталон чистого белого цвета. У него были толстые руки и шея, крепкая, как у быка. Черты лица скрывались под белым шелковым капюшоном с двумя прорезями, через которые на согрешившую жертву пристально смотрели два темных мрачных глаза. Но все и так знали, кто таится под маской, — Тулаз, самый знаменитый палач во всей Валарии. Своей легендарной саблей он отсек уже пять тысяч рук. Одну тысячу голов отделил от плеч. И ему никогда не требовалось второго удара для совершения экзекуции.

На сегодняшнее утро перед ним предстали семеро осужденных. Площадь, расположенная сразу же за главными воротами, была запружена зеваками, ротозеями, карманными воришками и шлюхами. Люди азартные бились об заклад относительно исхода сегодняшней казни — Тулазу еще не приходилось сразу рубить столько голов. Насчет первых шести, неоднократно судимых, сомнений ни у кого не возникало. Седьмой же, однако, была женщина, осужденная за супружескую неверность. Говорили, что она — красоты необыкновенной, а стало быть, вопрос состоял в том: не дрогнет ли рука Тулаза перед этой красотой?